top of page
Зәуре Батаева

Источник казахской сказки у Набокова: Мустафа Шокай или «Абай»?

Во второй главе романа «Дар» (1937) В. Набоков знакомит читателей с «квартирантом» Годуновых-Чердынцевых:


«Жаксыбай, пожилой киргиз, коренастый, толстолицый, со сложными морщинами у глаз, спасший в 92-ом году Константину Кирилловичу жизнь (застрелил навалившуюся на него медведицу) и живший теперь на покое, больной грыжей, в лешинском доме».

Казахская тема в романе «Дар» не заканчивается «тенью Жаксыбая, умершего прошлой осенью, кользнувшей прочь с завалинки, обратно в свой тихий, нарядный, розами и баранами богатый, рай». В романе есть и «казахская сказка»: версия талмудской легенды о ненасытной глазничной кости – сюжет, известный нам из поэмы «Искандер» (1900-1902?).


Исследователи часто задаются вопросом, зачем Набокову понадобилось включить в полубиографический роман «казахскую сказку» и откуда он взял сюжет сказки. Как нам известно из «Писем к Вере», по вопросам Центральной Азии для последнего русского романа, Набокова консультировал Мустафа Шокай, который в то время жил в Париже и работал корректором в газете «Последние новости». «Казахскую сказку», версию талмудской легенды о глазничной кости, возможно, известную среди хивинских казахов через бухарских евреев, Набокову мог рассказать Мустафа Шокай, который был родом из хивинского ханства. Опираясь на письмо самого Набокова к Вере, можно даже с уверенностью заявить, что источником казахской сказки был Мустафа Шокай.


К 2021, по крайней мере 3 исследователя высказали мнение, что Набоков мог взять сюжет из Талмуда, но никто из них не посмел назвать имя настоящего источника этой сказки. К сожалению, имя Мустафы Шокая не назвал и российский филолог А.А.Панченко в своей недавней статье «Киргизская сказка» в «Даре»: Набоков, фольклор и ориентализм» (Studia Litterarum, №3, 2021). Зато А.А.Панченко серьезно рассматривает возможность прочтения Набоковым поэмы «Искандер» Абая Кунанбаева. К счастью, разум берет верх над советчиной и автор приходит к заключению, что Набоков не мог читать «Абая» по той простой причине, что поэма была переведена на русский только в 1940. С этого, наверное, и нужно было начинать.


Спрашивается, имея даты и факты, зачем автору понадобилось втиснуть сюда «Абая Кунанбаева»? Далее выясняется, что А.А. Панченко по казахскому фольклору консультировал никто иной, как главный фольклорист Казахстана С. Каскабасов – советский академик, заявивший в 1980-х, что «Абай» читал Талмуд. По его мнению, прочитав «Две Повести» Жуковского, «Абай» понял, что тот взял сюжет из Талмуда и недолго думая, прочитал Талмуд сам. Но фольклорист Казахстана, видимо, забыл о том, что русский перевод Талмуда, начатый в 1897, был завершен только в 1911 Если, конечно, супермен «Абай» не выучил арамейские диалекты или академик не имел в виду настоящего «Абая», погибшего в 1937.


Допускаю, что А.А. Панченко не смог упомянуть имя Шокая по известной нам всем причине. Почему Каскабасов мырза не предложил Панченко, что источником мог быть Мустафа Шокая? Советский академик до сих пор занимается стиранием имен?


Будем надеяться, что российские исследователи Владимира Набокова, писателя, который терпеть не мог Сталина, советчину и совковый патриотизм, будут выше политики Путина, хотя бы из уважения к принципиальности писателя. Я также призываю новое поколение казахских академиков, быть выше всякой идеологии, когда дело касается науки, истории и культуры.


bottom of page